Ошибки молодости

У меня закончился загранпаспорт.

Сделать нормальный паспорт старого образца, куда можно вписать ребенка, где нормальная анкета и уютный районный ОВИР, где всем на все насрать - мне не дали (муж в соседнем районе проделал это играючи за полтора часа). В моем районе старые паспорта не делают, у них нет бланков, или мозгов, или совести, короче, чего-то там у них для этого нет, и меня отправили в городской ОВИР или как там это теперь называется оформлять эту биометрическую дрянь. Как будто трудно сразу вытатуировать номер на запястье, тоже мне нанотехнологии - не нами, чай, заведено. Пробежавши весь круг по третьему разу (заверить по месту работы и прочее дерьмо), я с беспаспортным же ребенком под мышкой встала в очередь в восемь утра.

Очередь двигалась так споро, словно впереди была освенцимская печь. Я вообще с большим подозрениям отношусь к госучреждениям, где простор, чистота, удобства и порядок. Где бардак и свалка - еще есть шанс уцелеть, если уж тебя туда занесло, а вот если все быстро и охранник любезно улыбается - надежды нет никакой, оттуда не возвращаются.

Белокурая дама изучила мою анкету и поставила знак вопроса на строчке о прежних фамилиях. Там следовало написать либо "не меняла", либо на что меняла и когда.

На моей совести четыре загранпаспорта и виз без числа. Ни разу в жизни я не заполняла эту строку, я ее просто игнорировала, и всем было плевать. Раньше в анкетах была строка "девичья фамилия", а не "другая", так я, собственно,  девичью и ношу. Я замялась, и белокурая дама это уловила. За утаивание сведений, сказала она, бла-бла-бла. Сурово карается, сказала она, все ведь есть в базе данных. А перед ней лежала копия моей трудовой книжки, единственная улика, которую мне за эти годы не удалось уничтожить.

Хреновый из меня партизан. Я во всем призналась, все подписала, и теперь эта пакость будет вечно фигурировать в моих документах и в документах моей дочери. Это если меня еще не спросят, почему я за предыдущие двадцать лет ни разу об этом не заикнулась, и где мои прочие другие фамилии.

У меня были другие фамилии. Меня не отпускали из дома иначе, чем замуж. Чтобы уйти из дома, я рада была замуж хоть за черта, хоть за дьявола. В моей семье считалось, что отстегнуть человека от батареи можно только, если немедленно пристегнуть его к другой батарее. Мужей своих я не ставила в грош, изменяла им направо и налево, а когда они начинали в грубой форме требовать борща - немедленно разводилась. Я вообще не понимала, что там пищат эти ничтожества, которые попались мне случайно под руку. Мне было 18 лет. В 19 лет я перевелась на заочный, устроилась на работу, и замуж выходить мне стало незачем, а когда много лет спустя меня подловил мой теперешний муж, я уже кое-что соображала и фамилию оставила свою.

Зачем я тогда каждый раз меняла фамилию? Я была ребенком. В совке было так мало развлечений. Я так рвалась подальше от семьи, что не то что фамилию - дактилоскопию готова была сменить. Теперь за мной будет вечно волочиться этот гнойный бинт, эта память об унизительном недоразумении, память о годах, которые я так рада была забыть навсегда.

Я ведь, в сущности, так мало хотела, молодая и глупая. Я хотела жить одна и спать с кем захочется. Ради этого я выходила в эти замужи, и именно так я в них, в этих замужах, и жила. Они были мерзкие, но в них все равно было лучше, чем дома, потому что родителей я боялась, а бояться ебарей мне было смешно. Вот так они мне теперь отомстили, эти ебари. Как лицо порезали на вечную память.

Как бы мне изловчиться и протолкнуть в сознание моей дочери ту простую мысль, что секс не надо документировать, даже если тебе очень скучно и хочется праздника. Вообще ничего не надо документировать, даже то, что тебе кажется сейчас очень важным, детка, потому что очень скоро наступит время, когда тебе не захочется об этом вспоминать.