![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Когда у меня заканчивалась какая-нибудь любовь, я сокрушалась о многом. О том, что со мной несправедливо обошлись, о том, что больше не погладят, что было весело, а стало вдруг невесело.
Но главное мое сожаление всегда было о том, что так и не поговорили.
Я не люблю разговаривать, для этого нужен особый случай, и любовь как раз и есть тот особый случай, когда можно даже поговорить. Но в любви, как-то так получается, всегда не до этого, всегда есть дела поважнее, а потом вдруг оказывается, что уже поздно.
Когда солдатик возвращается из самоволки, он знает, что время, в общем, потрачено не даром - и водки выпил, и с местными подрался, и на танцах подышал кому-то в шею. Но главного чуда так и не случилось, того чуда, что обещала эта внезапная свобода и которое он не умеет назвать словами, - его так и не случилось, а теперь его будут долго и разнообразно наказывать.
Но главное мое сожаление всегда было о том, что так и не поговорили.
Я не люблю разговаривать, для этого нужен особый случай, и любовь как раз и есть тот особый случай, когда можно даже поговорить. Но в любви, как-то так получается, всегда не до этого, всегда есть дела поважнее, а потом вдруг оказывается, что уже поздно.
Когда солдатик возвращается из самоволки, он знает, что время, в общем, потрачено не даром - и водки выпил, и с местными подрался, и на танцах подышал кому-то в шею. Но главного чуда так и не случилось, того чуда, что обещала эта внезапная свобода и которое он не умеет назвать словами, - его так и не случилось, а теперь его будут долго и разнообразно наказывать.
